...
...
...
Не мог он перестать икать.
— На труда, на трамвайной, — кто-нибудь есть?
— Да, — ответила полная девушка с белыми ногами.
Смешок поразил его мысли. Он сидит и улыбается: Манда́
— крутится у него в голове. Нет, это конечно не насмешка, не издёвка. Он может даже сам переживает, что такие мысли, вдруг, залезли, — и маячат голосом, внутренним. Но остановить мышечную улыбку ему не под силу. Сияющий человек едет в маршрутке оранжевого цвета, — вспомнил анекдот про черепаху.
...
...
Почему-то другие улыбаются, когда он икает. Может его улыбка заразна? А может быть ики, сами по себе, смешно звучат? Отчего эта икота? От сбившегося дыхания? Или всё-таки кто-то вспоминает?
Утро началось с остатков сна, он долго лежал, не вставал. Лучи солнца пробивались через покачивающиеся неслышно лёгкие шторы, огревали кожу маленькими участками, облизывали и пропадали. Он никак не мог припомнить ничего, что было в тот далёкий день. Ничего существенного. Одни и те же кадры всплывали, но они были скудны и непродолжительны.
Лавочка. Вот и всё. А нет, ещё шарлотка, такой тортик с яблоками из сада родителей, неких виртуальных существ. В тот вечер она была слишком сладкой — он, видимо, бу́хнул не глядя, уйму сахара. Пиво отменили. Пили чай.
...
Да что же это? Отчего си́лится вспомнить он эти далёкие мгновения? Снилось, что ли, чего?
На ул. Труда маршрутка повернула налево. Стала ехать быстрее. Он подумал, почему-то, непонятно отчего, что слова не нужно сдерживать. Остановка. Хлопнула дверь. Воздух, — он вдохнул носом. «Воздух» — вслух констатировал факт. Хлеб
. Х-леп.
. Га-зи-роф-ка
. Кеп-ка
. Не-кра-си-вы-й-па-ре-нь
. Тихо как-то стесняясь шёл он, и говорил так же.
Икота прошла, забылась спокойно, не новостно́, не сенсационно — тихо. Тихий солнечный день.