Мы находимся в доме, на краю земли. Вокруг ничего нет. Только пустота. И льёт дождь. Не знаю, может погода здесь и меняется, во всяком случае обратного я не почувствовал.
Мы сидим уже битый час, кто-то моется в ванной. Чая нет и мы просто разговариваем. Напротив меня сидит старый мужчина. Я не знаю, кто это, но не боюсь его, и всё же не доверяюсь. Он просто незнакомец.
Со временем мы начинаем разговаривать про давнишние события. Он начинает задавать мне вопросы, ответы на которые я не знаю.
Какой король жил тогда-то?
, Кого победили в такой-то войне?
. Я каждый раз выходил под козырёк дома, на узкую террасу, вглядывался в бесконечное количество струй дождя, курил и пытался вспомнить то, чего не знал. Возвращался и размышлял над тем, как могло быть в той войне.
Я представлял себе картины, написанные художником, где были представлены кровавые битвы, белые лошади, счастливые победившие солдаты, которых почему-то изображали серьёзными; представлял фотографии, непременно чёрно-белые, и немного неконтрастные: солдаты стояли в ряд, на головах были цилиндрические твёрдые кепки с чёрными лакированными козырьками.
В комнате вокруг было не очень светло. Желтая лампа освещала всю комнату, она не могла осветить лишь редкий уголок. Уборной в доме не было, старик ушёл по коридору вправо, упёрся в стену и пропал. Я остался один, только в ванной был слышен плеск воды. Старик вернулся также загадочно, как и пропал. Посмотрев на моё изумлённое лицо, он сказал:
— Я мог пописать с террасы, но согласись, что за стеной получилось лучше.
Я не знал, что значило это лучше
. Да мне было не очень важно знать. Просто этот факт засел у меня в голове, время от времени я вспоминал его.
Дождь за окном так и не прекращался. Небо было затянуто непроницаемым мраком, единственным источником света была желтая лампа, висевшая под самым потолком. Только сейчас я заметил, что в доме нет окон. Странно, что только сейчас. Хотя, если за окнами тьма, и дождь, который слышно и только изредка видно, важны ли окна?
Наш разговор со стариком продолжился. Я ходил по выцветшему ковру босиком, он был мягким и тёплым. Слушал его вопросы, представлял, представлял, представлял.
— Ты — двуличный, мальчик. — сказал старик.
— Вы меня не так поняли, Сэр. — сердце заколотилось у меня в груди.