Проснулся полшестого утра от того, что беспокойно ощупывал бёдра, сокрытые под тонким одеялом. Цвела молодая весна, юная. За окном, в тишине, на деревьях и кустарниках торчали нежные тонко-зелёные лепестки.
Позже, этим утром согревался теплым жёлто-салатовым светом солнца, пока возвращался из магазина с полным пакетом продуктов. Из подъездов выходили первые люди, торопились, сонные. Спокойный мой шаг, спокойное отсутствие мыслей, утро спокойное — всё — взбудоражили щелчки велосипеда. Я узнал плечи, вынырнувшие из-под майки с тонкими лямками, волосы, почему-то седеющие, и нежные уши. Сердце приказало резко повернуться направо, чтобы срезать путь к тёмному моему подъезду. Разум приказал опустить глаза, и при надвигающейся уже встрече — сейчас обогнавший меня велосипед доедет до тупика, и, сделав петлю, поедет обратно — не встретиться взглядом, не узнать и пройти мимо с видом глубоко погружённого в свои мысли, и только мысли, человека.
Я сразу понял, что ничего не вышло, уловки не сработали: я был узнан. Осталась последняя возможность скрыться — ускорить шаг, надеяться, что второй разворот его затянется, и подъездная дверь, и подъездный мрак укроет меня раньше, чем настигнут меня обрадованные и недоумевающие руки.
Вот уже вдохнул густой затхлый воздух, и сдержанно помчался вверх по глухим ступеням, стараясь не издавать слишком откровенных звуков, чтобы в случае чего, не думать долго и, насколько это возможно, естественно, не дать повода обидеться или как-то меня неправильно понять, легко и непринужденно оправдаться. Слышал уже, нет, не слышал, точнее понял, что уже должен слышать оклики. Видел, как из проёма подъездной двери, разрезанные движущейся тенью, скользили ворвавшиеся с улицы размытые лучи. Всё бежал и бежал вверх, сдержанно.
Когда закрыл за собой тяжёлую дверь, замок щёлкнул необычно звонко и быстро. Я медленно выдохнул. Слышал волнующуюся струю воздуха, покидающую ещё напряженного меня. Слышал тишину, абсолютную подъездную тишину: ни шагов, ни возгласов, ни стуков, ни дыхания — ничего. Решил также не издавать совершенно никаких звуков. Замер. Долго сидел под дверью. Сжимал пальцами невероятно туго натянутые на бедрах брюки и всё чего-то ждал.