Вне сборников

Что Иосиф глух и нем, я сегодня случайно узнал.
У него нет проблем и тем, только белый его мурал.
Ни вино, ни коньяк, ни какой-то отвратный джин —
В обездымленной зале восседает среди картин —
Не пьёт. Не дышит. Сквозь кривое глядит стекло:
Дом, деревья, машина, дорожка — всё потекло
От дождя и немного ещё от слёз:
Так — застигнут в объятьях берёзовых чар
В неродной стороне — восседает на плоской стене,
Ночью щурится тихо и мудро от света фар.

А другой, что ни есть, изящный воздушный пар —
В инкрустированный, златом пышащий лар —
Заперт, замкнут, объят, избавлен, отторгнут весь,
Превращён в сухую гремучую смесь
В синеве, под кривое положен стекло:
Речи, реки, вечность, время — всё утекло
По весне, после ливня, в чертоги грёз.
На перине ночной, в аромате розовых лилий:
В зыбком сне — восседает на красном коне:
Горд и тонок — сплетение тающих линий.